Один из самых известных в мире космонавтов мог никогда не увидеть нашу планету из иллюминатора корабля из-за множества препятствий — от детства в оккупации до «парашютной» травмы.
Георгий Гречко.
Ушел Георгий Гречко.
Он трижды побывал в космосе и поставил мировой рекорд пребывания человека в безвоздушном пространстве. Он работал с Сергеем Королевым и участвовал в подготовке запуска первого искусственного спутника Земли. В 1960-х он готовился к полетам на космических кораблях по советской лунной программе. То есть если бы она все-таки состоялась, он мог бы ступить и на поверхность Луны. Среди наград — две звезды Героя Советского Союза. И вместе с именем и фамилией в памяти сразу же высвечиваются его призвание и профессия — космонавт.
Но Георгий Гречко не был только космонавтом. Он был больше и выше этого высокого звания. Хотя, казалось бы, — куда уж?
Он прожил жизнь, полную невероятных событий — как и положено Герою. И до последних дней не переставал ей удивляться.
Во время войны он оказался в оккупации и чудом выжил. Потом занимался геологоразведкой в Заполярье, на Кольском полуострове. Был заведующим лабораторией и ведущим сотрудником Института физики атмосферы Академии наук СССР. Вел телепередачи о «непознанном» и о погоде. Консультировал фильмы на темы космоса и научной фантастики. Сам играл в кино, в том числе, и самого себя. А в 1989-м шел в народные депутаты и в последний момент снял свою кандидатуру в пользу Бориса Ельцина.
А кроме того, участвовал в экспедициях на Тунгуску и почти полвека искал следы пришельцев из космоса. И шутил на эту тему: «А пришельцы, быть может, ищут меня…».
В своих интервью он не боялся рассказывать о чем-то личном. И всегда — откровенно. В том числе, и о своем пути в космос:
«После оккупации я поехал в Ленинград. Чтобы вернуться, я должен был, десятилетний мальчик, получить в райкоме партии справку — что не сотрудничал с оккупантами. Я получил эту справку и закончил школу. Потом на пятерки сдал экзамены в институте и решил идти на ракетный факультет. А меня не хотели принимать. Я, естественно, не понимал, в чем дело. Вызвали к декану, там сидела целая комиссия. Говорят: иди, лучше, на приборный. А я отвечаю — нет, только ракеты. Потом у декана я увидел свою анкету. В ней графа, в которой значилось, что я был в оккупации, была обведена красным карандашом. Экзаменаторы стали голосовать — одни «за», другие «против». Вышло поровну. Все решил сам декан. Он сказал: "Вижу, что парень не случайно сюда хочет. Я голосую, чтоб принять"».
«На третьем курсе нам стали давать справки о секретности, для доступа к материалам ДСП. Все получили, а я нет. Меня уже не пускали на некоторые лекции… То есть опять все подо мной "закачалось". Я с детства интересовался ракетами, собрал даже соответствующую библиотеку, и вот, моя мечта могла не сбыться! В конце концов, с большим опозданием, через полгода после того как все получили, мне эту бумажку все-таки дали… Я закончил институт и пошел работать в КБ Королева. Когда стали делать трехместные космические корабли, Королев сказал: в экипаже должны быть командир, ученый и бортинженер. «Кто хорошо себя показал в работе, пройдите медкомиссию на космонавта и станете бортинженерами…». Всего заявлений двести было, а осталось человек тринадцать. С удивлением я обнаружил себя в числе прошедших комиссию. Хотя у меня то голова болела, то живот, то зубы. Зубы — вообще… В школе как-то одиннадцать пломб вставили за один раз, девять из них через несколько дней выпали. Поэтому я, конечно, не рассчитывал пройти комиссию. Но, во-первых, попытка не пытка, а во вторых, было интересно. Меня с детства тянуло в небо».
«А любовь к науке меня чуть не погубила… Один врач-мерзавец, который нас обследовал по поводу вестибулярного аппарата, все говорил: "Рассказывайте, ребята, все, что чувствуете. Здесь супермены не нужны. Это мне надо для диссертации…" Конечно, никто ничего не рассказывал, кроме меня, дурака. Вестибулярная устойчивость у меня была средняя. Тренируемая, но средняя. И вот, я до того дорассказывался, что он написал на меня отрицательный отзыв. Он говорил, что это надо для науки, я и старался для науки. А другие понимали, поумнее меня были… Он написал, что я не высидел пятнадцать минут на вращающемся стуле. Я об этом узнал, разозлился, пришел, когда его не было, в его лабораторию, и попросил меня покрутить. Высидел вдвое больше нормы — не пятнадцать минут, а тридцать, а пульс как был семьдесят два, так и остался. И, когда он на комиссии сказал, что меня надо выгнать, я попросил медсестру показать последний протокол. Был бы он честный человек, он бы за меня обрадовался. А он эту сестру хотел выгнать… Я уже заглянул в пропасть, обратно вроде дороги не было. Но медсестра, которая меня согласилась «прокрутить» и записала результаты в протокол, меня спасла».
«Я не просто мечтал стать космонавтом — катался на мотоцикле, горных лыжах, нырял с аквалангом, летал на планерах, самолетах. Поэтому когда неожиданно для себя попал в отряд космонавтов, уже считал себя опытным парашютистом. И за это поплатился… Однажды в Звездном городке, на тренировке, не успел подготовиться к приземлению, ударился боком о землю и сломал ногу. Двадцать два дня пролежал в госпитале Бурденко. Когда зашла речь о выписке, позвонил своему начальнику в КБ Королева: "Скоро меня выпишут, хорошо бы опять в Звездный городок, где я жил и тренировался полгода". А тот говорит: "Зачем тебя туда везти? Мы тебя отвезем домой, и потом как-нибудь опять пройдешь отбор". Я понимал, что дважды, конечно, такое чудо не случится, и был просто убит этим решением — поезд уйдет, и догнать его будет уже невозможно. Жизнь ломалась по-настоящему…
Помощь пришла в лице космонавта Комарова. Однажды он принес мне в госпиталь конфеты, бутылку коньяку. Был он для меня тогда небожителем: офицер, "слетавший" космонавт, в орденах… А я — с костылями. Весь день мой тогда был — из палаты в туалет, в столовую и обратно. Нога была от паха до кончиков пальцев в гипсе, а пользоваться "уткой" я не хотел… Уходя, Комаров спросил: "Может, тебе чем-то помочь?" И я от безнадеги сказал: "Я бы хотел, чтобы меня отсюда повезли не домой, а в Звездный городок". Я не надеялся, что это сработает. Но за мной пришла машина, а в ней хирург. До Городка — час езды. И сколько мы ехали, он все твердил: "И кому это в голову пришла такая глупость — тебя, безногого, везти в центр подготовки космонавтов, где бывают руководители государства, а ты там на костылях будешь с гипсом прыгать, вид портить…" Но нога срослась, и через год я уже опять прыгал с парашютом».
«Однажды на финском телевидении пожилой человек из Лапландии задал мне вопрос: "Как вы могли допустить, чтобы Гагарин погиб?" Я ответил: "Конечно, было сделано многое, чтобы он не погиб. Во-первых, было решение больше не пускать его в космос. На самолетах он всегда летал с инструктором, причем с лучшим. Я, вот, например, после космоса летал один… Но что дальше? Запретить ему летать, хотя он военный летчик? Запретить ездить на автомобиле? Выходить на улицу? Открывать дома форточку? Вообще посадить под стеклянный колпак?"
Помню, когда мы с космонавтом Губаревым спускались на Землю, в заданное время вдруг не раскрылись оба парашюта, ни основной, ни запасной. А третьего не было. Меня сковал смертельный страх, но я его преодолел. Несколько минут я опять был "на грани"… начал лихорадочно жать на кнопки — вызывать на экран показания приборов, чтобы успеть крикинуть, что случилось. «Земля» молчала. Потом выяснилось, что нам неправильно указали время раскрытия. Потом я зашел в ЦУП и попросил: "Вы потщательнее, ребята, все-таки. Вам — цифру написать чуть нечетко, а у меня седые волосы…"»
О своих поисках Тунгусского метеорита он рассказывал в интервью «Росбалту»:
«Я убежден, что над Тунгуской взорвалось нечто необычайное — не простой метеорит, а космический объект, с которым человечество еще не сталкивалось. Так мне подсказывает интуиция. И я до сих пор интересуюсь этой темой.
Еще в школе я увлекся ей, считая, что "Тунгусским метеоритом" был корабль с Марса или с Венеры. Все началось в 1946 году, когда в журнале "Вокруг света" был опубликован рассказ писателя-фантаста Александра Казанцева "Взрыв". Я его тут же прочел. А потом увлекся и книгой Казанцева "Пылающий остров". Помню, меня тогда поразило, что взрыв над Тунгуской произошел, оказывается, не на земле, а в небе, высоко над тайгой. Я дал себе слово, что поеду туда и приму участие в поисках останков инопланетного космического корабля.
Я достал карту Сибири и начал вычислять, как попасть на место падения; как долететь до Красноярска и Ванавары — поселка в Эвенкии, ближайшего к эпицентру взрыва; как сплавиться по Подкаменной Тунгуске и ее притоку — реке Чамбэ. Но денег на самолет у меня не было, а для сплава по рекам я намеревался построить плот… В итоге двадцать лет спустя средства на "метеоритную" экспедицию дал сам Сергей Королев, основоположник нашей космонавтики. Он тоже допускал катастрофу марсианского корабля. И все получилось!
Сам я был в тунгусской тайге преимущественно шерпом — рабочей и тягловой силой. Мы много чего успели там сделать. Мы очень хотели получить доказательство прилета космического корабля. Мы погружались с аквалангом в таежное озеро Чеко в поисках обломков звездолета и отыскали деревья в эпицентре, пережившие катастрофу. Одно из них мы спилили. Этот спил сейчас лежит у меня дома. По нему видно, что взрывная волна пришла сверху, обломала сучья, но не повалила само дерево. Значит, рассуждаю я, это был не обычный метеорит, а нечто загадочное…
Но все же первая моя попытка найти летающую тарелку — целую или ее кусок — не удалась. По рации из тайги я отчитался перед Королевым о проделанной работе. Он вежливо выслушал и спросил: "А кусок корабля нашли?" Я сказал: "Нет". "Ну, так ищите еще!" — отреагировал он. И больше никогда не спрашивал меня об этом».
Он честно признавался, что «зеленых человечков» и летающие тарелки на орбите не видел. И, тем не менее, считал, что инопланетяне все-таки посещали Землю и, может быть, даже помогали человечеству выжить. И поэтому искал следы древних космонавтов, путешествуя по миру — в пирамидах Египта, джунглях Мексики и в пустыне на Синае. А для порядка уточнял: «Я изучаю проблему палеоконтакта (посещения Земли в далеком прошлом разумными существами внеземного происхождения) почти всю свою сознательную жизнь».
Вот что он об этом говорил «Росбалту»:
«С возрастом у меня не отпала охота этим заниматься. Наоборот — чем дальше, тем больше я вижу загадок в этой теме, тем чаще возникают вопросы и тем реже находятся на них вразумительные ответы. С годами начинаешь понимать, что все неоднозначно, учишься отделять сказки и мифы от фактов. Помогает и житейский опыт.
Хотя к тайнам неба меня тянуло с детства. Я всегда пытался заглянуть, так сказать, за горизонт. Увлечение началось с романов Жюля Верна, Герберта Уэллса и русского дореволюционного писателя-фантаста Сергея Казакевича. Я ими зачитывался. А позже, работая у Королева, даже рассчитал траекторию космического аппарата, который потом сфотографировал обратную сторону Луны. Но инопланетян там пока не обнаружили…
Я искренне стремился найти следы визита к нам гостей из космоса, хотя в летающие тарелки поначалу и не слишком верил. Но все же видел во Вселенной некий парадокс: тысячи людей наблюдали, как «тарелки» летают по небу, однако никто их до сих пор не "поймал". Почему? Тут явно что-то не то… Поэтому если уфологи скажут, что нашли и готовы показать мне хотя бы обломки НЛО, — я поеду, чтобы убедиться.
Кстати говоря, швейцарский ученый, писатель и кинорежиссер, один из известнейших идеологов теории палеоконтакта и автор книги «Воспоминания о будущем» Эрих Фон Деникен утверждал то же, что и я. Он сказал: "Я интересуюсь не НЛО, а палеокосмонавтикой".
И теперь я думаю, что пришельцы прилетали к нам, но очень давно. Быть может, они помогали людям жить, появляясь на Земле раз в несколько тысяч лет. И еще — я надеюсь, что они вернутся.
Мне это просто интересно — как и в детстве».
«Я надеюсь, что пришельцы вернутся», — любил повторять Георгий Гречко. Может быть, они, и правда, наконец, прилетели за ним?
Владимир Кожемякин
Источник:
